В алой шапке, может быть, в беретке,
Девушка спала на остановке,
Прислонясь к накрашенной соседке,
В шумной, неуютной обстановке.

Два бомжа сидели у помойки,
Разделив остатки четвертинки.
Парень после дружеской попойки
Ковырялся в области ширинки.

Барышня проснулась от смущенья –
Николай следил за ней открыто.
Не взяла конфету (угощенье
Предложил бездомный деловито).

Застеснялась скромная девица.
Взял он курс, пошёл на приступ резко.
Разыграть хотелось с нею в лицах –
«Даст – не даст?» – вопрос свербящий дерзко.

Не готовя пламенные речи,
Положился на винтаж наряда:
Шляпа, трость, кашне. При близкой встрече
Будет очарована наяда.

Он прочтёт ей пару строчек Рильке,
Несколько цитат из Пруста кстати,
И, распив «Кампари» полбутылки,
Станет упражняться на кровати.

«Ты прелестна, море обаянья, –
Николай вещал подобострастно, –
Свежесть утра, дивное сиянье,
В ярко-красной шапочке прекрасна.

Я, голуба, нежный волк безгрешный,
Съем тебя, как в сказке говорится,
Или в неге, любящий, потешный,
Потчевать, нагую, буду пиццей».

Цыпочка с надменною повадкой
Сплюнула, расслабленно зевнула,
Томный взгляд потупила украдкой,
Внятно угрожающе шепнула:

«Золотой, – съязвила, – «модный» дядя,
Ты не волк и не охотник даже,
В стареньком задрипанном наряде
Проститутки деревенской гаже.

Очень хочешь ты меня, похоже,
До груди съесть? До пупка? Пониже?!
У тебя клеймо «маньяк» на роже.
Вульвою не подавись, смотри же…»

Пролетело чудное мгновенье,
Укатил троллейбус с грубой пери.
Он, осмыслив предостереженье,
Час ходил, ушам своим не веря.

Не читает больше на ночь сказки –
В сердце унижения осколок.
К старой деве навострил салазки,
Записался в клуб «Кому за сорок».